Эта статья подготовлена нашим корреспондентом Андреем Скрипкиным в рамках авторского проекта «Вокруг света в поисках предпринимательской мудрости». Первая фаза проекта посвящена предпринимателям Юго-Восточной Азии. Андрей побеседовал с известными в регионе основателями компаний, которые закладывают фундамент будущей экономики.
Дхарсоно Хартоно
Индонезийский финансист, получил образование в США, работал в PricewaterhouseCoopers и JP Morgan, занимался вопросом слияния компаний, управления долгами и поиском источников финансирования. В 2007 занялся со своим другом в Индонезии вопросом сохранения тропических лесов, является сооснователем и СЕО компании PT Rimba Makmur Utama, внутри компании занимается вопросами маркетинга и финансирования.
На протяжении нескольких десятилетий не утихают дебаты по поводу проблемы глобального потепления. А между тем благодаря подписанию Киотского протокола сейчас уже сформировался рынок по торговли сертификатами на эмиссию углекислого газа – объем торгов на глобальном рынке достиг €56 млрд. Идея заключается в том, чтобы снизить уровень выбросов, переведя этот вопрос в материальную плоскость. Каждой стороне, подписавшей и ратифицировавшей соглашение, предоставляются квоты на выделение углекислого газа. Если предприятия в конкретной стране не укладываются в квоты они могут или пересмотреть технологию, или выкупить сертификаты на выделение углекислого газа у других предприятий или стран, которые не полностью использовали свои квоты.
Дхарсоно Хартоно решил отрезать кусочек от этого большого пирога. Его комплексный подход к этому делу достаточно интересен, особенно с точки зрения социальной ответственности бизнеса. Из-за ряда факторов этот проект еще не окупился, хотя перспективы, с учетом объема рынка и скорости его роста, весьма заманчивы. Корреспондент «Своего Бизнеса» Андрей Скрипкин пообщался с Дхарсоно и выяснил некоторые подробности работы над проектом. Не обошлось без вопросов и о сотрудничестве с Россией.
Как к вам пришла мысль заняться бизнесом в этой необычной отрасли?
Я родился в Индонезии, и мне повезло отучиться в университете в США. Я работал в финансовой компании JP Morgan в течении 6 лет. Мне нравилась Америка, но я всегда хотел вернуться домой, в Индонезию. Спустя пару лет после возвращения, я встретился со своим одногруппником – Резал Кусумаатмаджа. Он предложил мне заняться охраной тропических лесов и зарабатывать на этом неплохие деньги.
Мы сможем как-то решить глобальные проблемы только если найдем способ монетизации процесса их решения. Если вы посмотрите на карту Индонезии, то тут же станет понятно, что ее главным достоянием и активом являются тропические леса. Это накладывает и серьезные обязательства перед страной по сохранению лесов.
Схема была простая: мы хотели взять в аренду лес, чтобы заниматься его управлением и сохранением, если мы все будем делать правильно, то мы сможем продавать сертификаты на эмиссию углекислого газа. Для этого нужно было оформить документы и оплатить стоимость лицензии на охрану леса на 60 лет вперед (она стоила $1,4 млн). Я подумал, что это крутая мысль и в 2007 году мы начали оформление документов.
Мы подавали заявку на охрану 200 тысяч гектар тропических лесов в Калимантане на юге Борнео, произрастающих на торфяниках – объем углекислого газа, который может выделиться при уничтожении таких лесов, гораздо выше. В Индонезии всего около 130 млн га лесов, из них чуть больше 10% — 15-20 га тропических лесов на торфянниках. Но эти 10% леса выделяют около 60% углекислого газа. После долгих лет ожидания, мы все-таки получили разрешение, но только на 108 тысяч га и то, только после того, как Харрисон Форд решил снять документальную программу о вырубке леса на Борнео. Между тем, мы подали прошение об оформление оставшейся части участка.
Из-за вырубки и лесных пожаров Индонезия вышла на третье место после Китая и США по выбросу парниковых газов. В 2011 был введен мораторий на заключение новых контрактов по вырубке лесов, а в 2012 году страна вышла на первое место по скорости уничтожения лесов, обогнав Бразилию.
Процесс оформления леса в аренду должен был занять всего год, в итоге это растянулось на 7 лет, и, как вы говорили, связанно это с коррупцией: чтобы сделать свою работу, некоторые чиновники ждали от вас взятку, вы принципиально этого делать не собирались и своей настойчивостью «пробили» себе путь. Это эффективный способ борьбы с коррупцией?
Если бы никто не давал взятки, то проблема коррупции бы исчезла. Но беда в том, что есть те, кто хочет давать взятки, находятся и те, кто хочет их брать. Постепенно ситуация улучшается, все больше людей отправляется за решетку, и возникает страх перед ответственностью за свои поступки. Когда я отказываюсь давать взятки, я не только борюсь за какие-то свои идеалы, но и защищаю себя от возможных неприятностей в будущем: если кто-то из числа коррупционеров, которым вы дали взятку попадется, то есть шанс, что и вам придется сесть за решетку.
Несмотря на то, что мне попадалось немало честных чиновников, которые стремились помочь решить мой вопрос, но были и те, кто вставлял палки в колеса своим бездействием. Например, был один человек, который должен был поставить одну подпись, чтобы я отнес документы в следующую инстанцию, он очень не спешил с этим, а на мой вопрос, когда ожидать решения вопроса, ответил, что у него сейчас дела и ему некогда. На это я ответил просто: хорошо. После чего я начал ходить к нему каждый день и ждал в приемной с утра до вечера, каждый раз, когда он приходил на работу, уходил на обед или домой я интересовался не появилось ли у него теперь времени. В итоге он подписал, думаю, ему надоело лицезреть меня.
Один гектар тропического леса нейтрализует примерно 30 тонн углекислого газа в год. Сертификат на выброс одной тонны углекислого газа стоит около $3-4. Получается, что речь идет о выручке около $10 млн в год.
Как обстоят дела с монетизацией?
На данный момент мы еще не наладили монетизацию. Сейчас оформляем документы, верифицируем наш проект, чтобы можно было в следующем году продавать сертификаты на эмиссию углекислого газа.
Пока что мы осуществляем деятельность на пожертвования и деньги грантодателей, среди которых есть фонд Клинтонов. Эти средства мы направляем на сохранение леса, поддержку местных жителей и некоммерческих организаций: мы помогаем им зарабатывать деньги, ищем заказы. Мы на этом не зарабатываем. Несколько лет назад нам удалось получить долгосрочное финансирование из Британии: благодаря этому мы смогли заплатить за лицензию по управлению леса стоимостью $1,4 млн.
В одном из интервью вы рассказывали, что стремитесь сохранить традиционные ремесла сельских жителей в Калимантане. Что именно вы делаете?
На 200 тысячах га расположено 34 деревни. Причиной всех пожаров, которые происходят в наших лесах, являются люди. Нам очень важно сотрудничать с местными общинами, рассказывать им о мерах предосторожности. И за последние 4-5 лет нам удалось наладить контакт.
В конечном счете все сводится к тому, как местным зарабатывать средства на существование. Именно поэтому они занимаются вырубкой лесов. Мы понимаем их проблемы и стараемся помогать. Несколько лет назад начали создавать карты деревень. Таких карт пока не существует, у правительства есть карты, но на них отображаются только земельные участки.
Думаю, что в основном мой успех в налаживании отношений с местными заключается в том, что я веду дела очень открыто. Я лично был во всех этих деревнях, общался с людьми, оставлял им свой телефон.
Мы работаем в трех направлениях: помогаем местным найти финансирование, помогаем вывести им свой товар на рынок, и помогаем работать эффективнее. Например, научили местных плести корзины из ротанга, организовали производство и дальнейшую поставку в Великобританию.
Мы занимаемся не тем, что навязываем им свою систему и мысли, а тем, что пытаемся помочь им воплотить их идеи, раскрыть их потенциал. Это невозможно без ощущения принадлежности к общине. Мы делимся мыслями, общаемся на равных.
В обозримом горизонте появятся деньги за сертификаты на эмиссию углекислого газа, и общины тоже будут получать от этого бонусы – но нам нужно не просто деньги раздать – это не решит проблему, нам нужна работающая система: необходимо помочь местным получать выгоды от того, что мы делаем в том числе и в финансовом плане, создать потенциал для заработка, и создать атмосферу доверия между общинами и компанией.
Сейчас сложилась сложная ситуация в международных отношениях между Россией и западными странами, это повлияло на партнерства западных и российских предпринимателей не лучшим образом. Должны ли индонезийские предприниматели воспользоваться моментом и выйти на российский рынок? И должны ли деловые отношения подвергаться влиянию переменчивой политической конъюнктуры?
Политика всегда влияет на бизнес, потому что у каждой страны есть свои интересы: у России – свои, у западных стран – свои, а у Индонезии – свои. При этом надо понимать, что на международной арене все взаимосвязано и на двухсторонние отношения между странами влияют и другие факторы, и третьи стороны.
Если возвращаться к вопросу сотрудничества – то я считаю, что Индонезия заинтересована в налаживании отношений с Россией. Это обусловлено множеством факторов: у нас схожая экономика, наши страны богаты ресурсами и фронт для сотрудничества весьма обширный: хотя бы взаимный обмен технологиями по добыче в нефтегазодобывающей отрасли. Но наши отношения должны быть максимально прозрачными, и строится они должны на взаимном уважении.