Герой этой статьи Борис Титов проявляет себя в разных амплуа. Он возглавляет общественную организацию «Деловая Россия», занимающуюся лоббированием интересов предпринимателей. Он также является основным владельцем и гендиректором шампанского дома «Абрау-Дюрсо». На наш вопрос о том, в какой пропорции он делит себя между этими ролями, Титов отвечает: 60/40. Общественная работа отнимает у него большую часть времени, а винодельческий бизнес он сравнивает с отдохновением. Из разговора мы делаем вывод, что и в «Деловой России», и в «Абрау-Дюрсо» задачи у Бориса Титова схожие: построить сильный брэнд.
Так называемую «стабильность», лежащую в основе нынешнего политического курса России, Борис Титов критикует на все лады. Вместо устойчивого развития он видит в экономике полный застой. Хорошие макроэкономические показатели (низкий уровень инфляции и внешнего долга, большой объем резервов) он сравнивает с золоченой рамой, внутри которой — пустыня. Глава «Деловой России», увлекающийся экономическими теориями со времен учебы в МГИМО, уверен, что знает, как превратить бесплодную пустыню в цветущий сад, и в меру своих сил пытается лоббировать реформы, направленные на развитие перерабатывающих отраслей.
«Меня готовила советская система»
Чем для вас является предпринимательство?
Я предприниматель с 1989 года, поэтому для меня это все: образ жизни, психология, заработок, круг общения, возможность выбирать место для жизни и т.д. Как предприниматель я в свое время уехал в Лондон, жил там с семьей. Другой вопрос, что в разные периоды у меня были разные бизнесы, каждый из которых соответствовал своему времени. А начиналось все с сырьевого сектора.
Что побудило вас встать на путь предпринимательства?
В какой-то мере меня к этому готовила еще советская система. Я был экономистом, окончил МГИМО, где меня учили товароведению, международным бухгалтерским стандартам, истории экономических учений, иностранным языкам. К тому времени когда началась перестройка, я уже торговал по миру разными полусырьевыми товарами, поэтому сразу увидел новые возможности и вместе с зарубежными партнерами создал первую компанию. Сейчас я практически вышел из всех своих бизнесов, которые были связаны с химией, сырьем, логистикой, и сегодня с огромным удовольствием занимаюсь «Абрау-Дюрсо».
А не секрет, почему вышли?
Так складывалась ситуация, и я этому очень рад, потому что надо меняться. Все время быть в одной колее очень тяжело. Конечно, мы залипаем, привыкаем, и нам кажется, что другого мира нет, но в определенный момент появилась новая возможность, появилось новое желание. Если бы не появилась, может быть, я бы так и торчал в химии. Но человек проходит через разные этапы в своей жизни, и если бы я сидел в той же самой лодке, в которой был раньше, я бы, наверное, уже доходил до отчаяния.
Кстати, ведь виноделие — особый бизнес, в котором высоко ценятся традиции, опыт передается из поколения в поколение. А вы в этом бизнесе около пяти лет — не ощущаете себя чужаком в этой отрасли?
Конечно, виноделие, с одной стороны — это традиции. Виноделом надо быть долго: ты посадил виноград, и только через четыре года он дает первые плоды. Но с другой стороны, виноделие сегодня стало бизнесом миллионов, потому что многие предприниматели, которые зарабатывают в других отраслях, находят отдохновение в том, чтобы приобрести пару-тройку гектаров виноградника и делать собственное вино. Среди моих знакомых много людей, которые делают собственные вина в Калифорнии, во Франции… Виноделие — это наука и технологии, но есть и третья составляющая. Это бизнес, причем бизнес вполне современный. Я, конечно, не потомственный винодел, я не могу утверждать, что досконально разбираюсь в вине, но меня уже дети поддерживают, лучше меня дегустируют и, наверное, даже больше, чем я, уже понимают в технологиях. Но это не мешает мне получать удовольствие от занятия виноделием.
То есть отдохновение, о котором вы упомянули, вы сами испытываете?
Конечно! Когда мы впервые приехали в Абрау-Дюрсо, то первым стимулом к вхождению в проект была красота местности и ее богатейшая история, которая никак не используется, не коммерциализируется. Качество виноделия тогда было, в общем, никакое, но даже я со своим минимумом знаний в этой области сразу понял, что потенциал там значительный.
Потенциал в смысле повышения качества, коммерциализации истории?
Да, и то, и другое. Брэнд «Абрау-Дюрсо» тогда был в пассиве, многие его считали падающим, несуществующим. И он был таким — узнаваемым, но при этом позитивная узнаваемость была очень низкой. Поэтому мы загорелись идеей развития этого проекта. Постепенно выкупили пакет акций, в декабре 2006 года сформировали контрольный пакет и тогда же начали серьезно заниматься возрождением предприятия. Первым делом мы заказали разработку стратегии профессионалам, и они нам ее написали, предварительно изучив рынок.
А кому именно поручили писать стратегию?
Strategy Partners Group, это российская компания. Они сделали очень простой вывод, который заключается в том, что наш рынок — sub-premium. В ценовом выражении это от $10 до $30 за бутылку, а этот сегмент на тот момент занимал 3,8% рынка. Однако мировой опыт свидетельствовал о том, что именно этот сегмент имеет наибольшие перспективы роста. Консультанты сказали: идите в этот сегмент, вы будете формировать своего потребителя, и он будет расти вместе с вами. Мы их послушались, не стали делать шипучку, которая продается сотнями миллионов бутылок, не стали пытаться пробиться в премиальный сегмент, а пошли в средний класс. За несколько лет добились достаточно неплохих результатов, увеличили объем производства в 4 раза и качество, конечно, повысили.
Сколько вы сейчас производите?
В прошлом году произвели 16,5 млн. бутылок, а когда мы пришли, производилось 3,5 млн. бутылок в год. Чтобы добиться этого роста, нужно было вкладываться в несколько основных направлений. Прежде всего, надо было обеспечить качество. Если ты не делаешь продукт, который востребован, то не сможешь наращивать продажи. Поэтому мы пригласили французских виноделов, начали высаживать лозу, полностью модернизировали производство. Сегодня уже завершился четвертый этап реконструкции, мы увеличили объемы и качество. Например, теперь виноград собирается только в ящики, а раньше его возили прицепами. Это плохо для виноделия, потому что ягоду надо довезти нетронутой, не травмировать ее до пресса, а потом постепенно отжать. Тогда ты получаешь самый лучший сок — кюве.
Вкладываясь в повышение качества вина, мы одновременно развивали и другие направления, потому что нужно было укреплять брэнд. Занялись дистрибуцией, со всеми сетями наладили отношения напрямую, хотя в регионах еще многое предстоит сделать. Также стали развивать туризм в Абрау-Дюрсо, что для нас очень важно. Мы сегодня занимаем первое место в мире по количеству туристов, посещающих одно винное хозяйство. Ни в Шампани, ни в Бордо, ни в Испании нет такого потока туристов, как у нас.
Сколько человек приезжает?
В прошлом году — 127 тыс. туристов. В основном это, конечно, те, кто приезжает на один день с организованными автобусными экскурсиями из Анапы, Геленджика, даже из Сочи. Гости дегустируют вина, смотрят производство, посещают музей. Мы восстановили старое здание завода, которое было долгие годы в совершенно заброшенном состоянии. Откопали историю Абрау-Дюрсо, и там открылось столько всего интересного, что у нас сегодня есть что рассказать народу.
Сколько всего денег вы вложили в реконструкцию?
Капитализация компании сейчас $138 млн., не такое уж большое предприятие. Мы вложили за эти годы, не считая стоимости акций, около $30 млн. Это без гостиницы, только производство. Инвестировали не только средства акционеров, но и текущую прибыль, брали и кредиты.
Какова площадь всего хозяйства?
Если вы имеете в виду виноградники, то там чуть больше 1000 гектаров. Эта земля до сих пор находится во владении государства. А завод сейчас уже на 100% наш, мы в прошлом году докупили окончательно пакет, а вот сейчас вышли на листинг на ММВБ.
Для чего вы вышли на биржу?
На нашу капитализацию влияют две основные вещи. Первая — это наши финансовые результаты, которые оцениваются рынком. Вторая — так называемый мультипликатор, который, по существу, является оценкой стоимости брэнда. Если бы я по-прежнему был владельцем компании, торгующей аммиаком, и решил вывести ее на биржу, то мультипликатор мог бы быть максимум 1,5-2. А на нашем рынке, например, производитель шампанского Laurent-Perrier имеет мультипликатор 20. Поэтому наша задача — наращивать мультипликатор, а это можно сделать, только будучи публичной компанией. Понять, сколько мы стоим и сколько стоит наш брэнд, можно только тогда, когда это оценивает фондовый рынок. Нам не так нужны финансовые ресурсы, как постоянная оценка. И чтобы все знали, сколько стоят наши акции. Конечно, публичность — это дополнительные риски, зависимость от фондового рынка, от состояния мировой экономики, от злых языков. Но, сопоставив все, мы решили, что все-таки выгоднее быть открытыми, чем закрытыми.
Кстати, многие из направлений развития, которыми мы занимаемся, вообще не приносят прибыли, но дают прибавку к капитализации компании именно тем, что усиливают брэнд. Вино — это основа, а на нее нанизывается целый комплекс услуг: джипинг, гольф, вертолетные экскурсии, пляж. Если люди к нам приезжают и им у нас нравится, они потом голосуют не только каждой купленной бутылкой, но и на фондовом рынке.
Какие у вас цели по капитализации?
Мы хотим к 2020 году довести капитализацию до $1 млрд. Вырасти за восемь лет со $138 млн. до миллиарда — это совсем немножко, каждый год на сотню миллионов.
Каковы драйверы роста на вашем рынке?
Структура потребления все больше меняется от крепких напитков к винам. Игристые вина в этом смысле лидируют, потому что среди вин они самые быстрорастущие. В России мы пока пьем вина еще очень мало по сравнению с Европой — 7 литров на человека в год, в то время как во Франции — 60.
Водкой компенсируем…
Да, у нас есть хороший заменитель — водка. Но государство наконец-то начинает понимать, что употребление вина не способствует алкоголизации нации, а наоборот, является инструментом борьбы с излишним потреблением алкоголя. Только сейчас у нас начинают поддерживать виноделов, мы смогли провести ряд документов, которые регулируют, в частности, «гаражное» виноделие.
Это как?
Так называются маленькие семейные предприятия, у которых пара гектаров виноградников и своя маленькая винодельня в гараже. Конечно, не обязательно в гараже, это просто обобщающий термин. Я недавно был на выставке в Краснодаре, там таких гаражных виноделов уже с десяток, они даже объединились в ассоциацию. Но в России такое регулирование, что они не имеют возможности нормально продавать свое вино, потому что не могут купить акцизную марку, не могут предоставлять данные для ЕГАИС, соблюдать все требования регулятора — это стоит больших денег. Поэтому им приходится пользоваться какими-то изощренными методами, чтобы торговать своим вином. Там есть один знаменитый грек, который делает удивительно хорошее вино, так он играет людям за деньги на музыкальных инструментах, а потом угощает их вином или дарит бутылку.
А дарить без акцизной марки можно?
Да. Вопрос только в бухгалтерии — как принять деньги, на каком основании.
Многие предприниматели, работающие в пищевом секторе, жалуются на торговые сети. Вы тоже чувствуете давление со стороны ритейла?
Торговые сети, конечно, решающая сила на рынке сбыта. Но это все из-за ограниченной конкуренции, из-за того, что сетей еще мало. Я с надеждой смотрю на строящиеся мегамаркеты: может, конкуренция появится. Хотя, к сожалению, все эти новые объекты тоже принадлежат крупным сетям, у них единая ценовая политика, и они держат рынок. Конечно, мы считаем, что наша норма прибыли по сравнению с их нормой прибыли несправедлива. Потому что они берут чуть ли не 50% от стоимости товара в рознице лишь за то, что он постоит у них на полке. В то время как мы выращиваем, производим, рискуем. Конечно, это монопольная ситуация.
«Предпринимателей сажали на крючок, чтобы они платили взятки»
«Деловая Россия» — не единственная предпринимательская организация в нашей стране. Что ее отличает от других?
Концепция организации — представлять несырьевой бизнес России. Перерабатывающие отрасли сегодня не являются ядром российской экономики, но с ними связано будущее нашей страны, иначе развитие невозможно.
И вы знаете, как снять с России «сырьевое проклятие»?
У нас есть свое видение того, как должна развиваться экономика, мы предлагаем набор мер для ее стимулирования. Например, мы считаем, что следует радикально снизить налоги, ЕСН должен быть 15%. При этом мы доказываем, что снижение налога приведет к увеличению сборов в бюджет. Сейчас, по расчетам Минэкономразвития, более 52% российского бизнеса находится в тени. Аналогичную оценку дает и Всемирный банк. Наша собственная оценка немного скромнее: около 42%. Если ЕСН будет 15%, бизнес легализуется, вырастет налогооблагаемая база. Но это только одна тема, есть еще и другие. Мы ищем дополнительные источники, которые могли бы компенсировать потенциальные потери бюджета.
Программа — это хорошо. Но «Деловая Россия» все-таки является объединением предпринимателей. Ради чего в нее вступают?
«Деловая Россия» — это брэнд. Этим брэндом члены организации могут пользоваться в своих интересах, прежде всего — для лоббирования. Лоббированием мы занимаемся на нескольких уровнях. Есть макроэкономическое лоббирование, когда необходимо улучшать всю ситуацию в стране. Есть лоббирование на микроуровне, когда мы помогаем отдельным компаниям. Но есть еще и средний уровень — это отраслевое лоббирование: алкогольное, зерновое, туристическое, медицинское и т.д.
Второе направление нашей деятельности — это защита бизнеса. Мы создали частно-государственный антикоррупционный центр. Это не чисто общественный орган, потому что таких общественных органов много, а толку от них мало. Когда нет связей с госструктурами, остается только стоять на улице под окнами прокуратуры, что обычно неэффективно. А мы все-таки убедили руководство страны в необходимости сотрудничать, было специальное распоряжение правительства, чтобы к нам командировали представителей всех силовых структур.
В каком смысле командировали?
Сейчас у нас в наблюдательном совете сидят представители более пятидесяти ведомств. К нам обращаются предприниматели с жалобами на различные нарушения, рейдерство, коррупцию — и мы начинаем процедуру разбирательства. Сначала пропускаем жалобы через предварительный фильтр, потому что много обращений по ничтожным поводам. Потом проводится юридическая оценка ситуации и общественная оценка. Для этого у нас есть общественный совет, в который входят предприниматели и представители разных ассоциаций. Юридическая оценка не всегда является показательной. Если есть конфликт, нужно разобраться, кто первый начал и кто главный виновник. В итоге мы выносим решение и потом через представителей в наблюдательном совете пытаемся решать вопросы в ведомствах.
Много ли уже решили?
Не могу сказать, что мы действительно много успели сделать, но кое-что сделали. Например, добились освобождения одного предпринимателя в Костроме. Просто вопиющий случай был: Дмитрий Малов построил молокозавод, а его обвинили в том, что он украл полтора миллиона рублей государственных субсидий, и посадили на пять с половиной лет.
Это было заказное дело?
Это был явный «наезд» со стороны силовиков. Им нужна была земля в центре Костромы, которая находилась на балансе компании. После нашего вмешательства коррупционер из ФСБ был уволен, а Малова выпустили. Правда, пока он лишь освобожден по УДО, но мы добиваемся, чтобы с него полностью сняли обвинение.
За какие ниточки вам приходится дергать, чтобы решать такие проблемы, насколько высоко они висят?
Вы знаете, нам сложно дотянуться до тех ниточек, которые очень высоко. Если речь идет о руководстве местной прокуратуры, милиции, ФСБ, то решать вопросы можно. В силовых ведомствах сегодня огромное количество людей, которые не одобряют коррупцию среди своих коллег. Раньше отношение было такое: если наш — значит, в любом случае хороший, в обиду не дадим. Сейчас ситуация постепенно меняется, «своих» уже допустимо выводить на чистую воду.
Тем не менее, наверное, преждевременно говорить о том, что система готова меняться…
Мы говорили с президентом о том, что нельзя сажать предпринимателей, являющихся фигурантами уголовных дел, на стадии предварительного следствия. В результате было принято более 300 поправок к Уголовному кодексу, так или иначе затрагивающих интересы предпринимателей. Не все, к сожалению, работает, хотя сажать стали меньше. Вообще в России каждый шестой предприниматель в той или иной форме подвергался преследованию, либо на него заводилось уголовное дело за экономические преступления. Больше всего обвинений в мошенничестве. 159-я статья УК очень серьезно используется против предпринимателей. Мы считаем, что уже пора объявить амнистию, поставить точку на том, что происходило в девяностых, да и в двухтысячных.
А почему вы считаете, что надо поставить точку?
Потому что вся политика в сфере предпринимательства была неверной. Работать нормально было невозможно. Либо ты становишься предпринимателем и живешь с пониманием, что тебя в любой момент могут посадить, но несешь эти риски, либо ты вообще не становишься предпринимателем.
Это скорее относится к девяностым. Но с девяностых сейчас мало кто сидит…
В двухтысячных стало полегче, но несправедливо осужденных предпринимателей все-таки много. Многие сидят в результате «наездов», попыток отобрать имущество. Поэтому надо поставить точку, просто амнистировать, выпустить их.
То есть вы уверены, что большая часть людей, сидящих в тюрьме за экономические преступления, — это именно несправедливо осужденные?
Вы знаете, очень сложно разобраться, справедливо или несправедливо. Конечно, есть люди, которых за дело осудили. Но таких, я думаю, около 20%. И если из-за них остальные 80% останутся в тюрьме, это будет менее справедливо, чем оставить всех за решеткой.
А отделить одних от других невозможно?
Конечно, сегодня это невозможно сделать. Среди людей, отбывающих сроки за экономические преступления, преобладают невинные или, в крайнем случае, не являющиеся злостными нарушителями закона. Очень сложно найти в России предпринимателя, который хоть раз в жизни не нарушал закон, не имел черной кассы — потому что без черной кассы не обойтись — или не продавал что-то без какой-то лицензии. Ведь наше государство так было устроено, что людей специально сажали на крючок, чтобы они платили взятки.
Предпринимательская инициатива работает »
Вот вы предлагаете программу экономического развития России, набор мер по стимулированию предпринимательства. А есть ли у вас понимание, чего хотят российские предприниматели? Существует ли некий консенсус?
Предприниматели хотят развиваться. Мы видим, что предпринимательская инициатива в любом случае работает. А если создать хоть какие-то условия для развития, то она начинает бить ключом. Это хорошо было видно в 1998-1999 годах: как только стало немного выгоднее заниматься бизнесом, сразу начался бум, рост ВВП на 10% в год, и это при низких ценах на нефть. Таких темпов роста ВВП в России не было ни до, ни после этого периода. Но и сейчас, в нынешних жутких условиях, когда и налоги такие, и себестоимость производства высокая, люди все равно работают. Да, многие уходят из бизнеса, уезжают из страны, но гораздо больше людей предпочитают остаться.
Тема с налогами нам понятна, но если мыслить в глобальном масштабе, то какая страна нам нужна?
Нам, конечно, сложно писать стратегию для всей страны, но понятно одно: Россия не может существовать как сырьевая страна. Сырьевая экономика опасна не только тотальной зависимостью доходов от цен на сырье и высокими рисками. Она еще влияет на многие аспекты нашей жизни — вплоть до социальных. Сегодняшние иждивенческие настроения — это очень серьезная проблема. Народ перестал «крутить педали», никто не хочет работать — и по большому счету это как раз потому, что мы сырьевая страна. И коррупция тоже от этого зависит. У нас только 25 млн. человек работают в производственном секторе. Хоть нас и признали рыночной экономикой, мы далеки от нее. А государству надо создавать рабочие места, и оно создает огромное количество мест в государственных структурах. Это низкооплачиваемая работа, поскольку бюджет не позволяет платить больше. Но каждый человек на таком месте хочет капитализировать его, потому что у него есть какая-то доля власти. Когда огромное количество людей живет только желанием где-то урвать, и возникает такая коррумпированность всего общества. Все это — последствия сырьевой экономики.
Наш взгляд на развитие страны во многом не совпадает с официальным, мы даже требовали отставки Алексея Кудрина в 2008 году. Почему-то все его считают либеральным экономистом, демократом. А на самом деле все наоборот. Он был антикризисным управляющим, который очень эффективно выполнил свою задачу к 2005 году: частично отобрал природную ренту у олигархов, провел налоговую реформу, люди стали платить налоги. То есть он наполнил бюджет. После этого надо было переходить к управлению процессом развития, инвестировать, использовать имеющиеся ресурсы для того, чтобы получать доход. Но к этой стадии члены правительства так и не перешли: они почивали на лаврах, и в результате начался такой застой, что бизнес просто стал утекать из страны. А Кудрин никак не попытался спасти ситуацию: ни снижения налогов не было, ни борьбы с высокими тарифами. Вся его политика сводилась к тому, чтобы «зажать» все и вся. Кроме того, он явно создавал преимущества для крупного бизнеса.
То есть так называемая «стабильность» — не повод для гордости?
Меня удивляет, когда президент выступает и говорит о низком уровне инфляции как о достижении. Вы думаете, низкая инфляция из-за того, что у нас такой талантливый министр финансов? Абсолютно не из-за этого. У нас стагнация. Если убрать нефтяной рост, то получится, что за год экономика выросла на 1%. При таком застое низкая инфляция — это норма, никакое это не достижение. Макроэкономические показатели могут быть шикарные, но это лишь красивая рама — золоченая, с вензелями. А внутри — пустыня, потому что все это базируется только на одном — высокой цене на нефть. Поэтому мы доказываем и говорим, что будущее страны — это диверсифицированная экономика. Если мы хотим построить нормальную страну, нам нужно найти свои ниши, в которых есть возможность развиваться.
Какие ниши вы видите?
Мы исследовали, насколько было возможно, в каких нишах возможен наибольший рост. Первая ниша — это импортозамещение. Сегодня доля импорта огромна. Объем импортных товаров на рынке — самый быстрорастущий макроэкономический показатель России: что бы мы ни заработали, все тратим на покупки. Мы предпочитаем покупать все за рубежом, а производим все меньше и меньше. Исключением можно считать лишь несколько отраслей — например, автомобилестроение, где было более или менее удачное регулирование, которое привело к притоку инвестиций. Другие отрасли еще очень далеки от насыщения собственным производством. И вторая большая ниша — это углубление переработки сырья.
«В моем возрасте финансовый результат — не самое важное»
Есть ли у вас сформулированные ценности в жизни?
Наверное, самое главное, чтобы жизнь была интересной. Интересная жизнь — это когда те вещи, которые тебе нравятся и которые тебе близки, занимают большую часть твоего времени и ты действительно можешь в них реализоваться. В моем возрасте финансовый результат — не самое важное. Конечно, вначале ты хочешь себя обеспечить, ставишь задачу оказаться самым крутым, обеспечить семью, купить самый лучший дом или еще что-то. Со временем это все уходит на второй план, и больше начинаешь понимать реальные жизненные ценности. Хочется заниматься интересными делами с утра до вечера.
Тот факт, что вы большую часть своего рабочего времени уделяете общественной организации, именно это и отражает?
Да. Я загорелся этим проектом, мне интересно реализовать его, и я его веду. Конечно, хорошо иметь деньги. Когда их нет, ты должен думать каждый день о бюджете, это создает нервозность и ограничивает твои возможности. Но когда ты уже достиг нормального уровня обеспеченности, то начинаешь думать о другом. И финансовый результат твоего бизнес-проекта воспринимаешь приблизительно так же, как успехи общественной организации.
Поскольку вы много говорите об экономических реформах, возникает вопрос: допускаете ли вы для себя возможность реализоваться не в общественной организации, а на госслужбе, как чиновник?
Такой цели у меня нет, но если мы говорим о том, что будет принята наша экономическая программа, если мы докажем, что она верна, то мы могли бы говорить и о том, что готовы войти в экономический блок правительства. У нас есть люди, которые могли бы этим заниматься. Вообще, предприниматели нашего поколения, которым сейчас 40-50, которые в бизнесе с самого начала рыночной экономики, уже готовы к тому, чтобы управлять страной. Я не верю, что молодежь может решать глобальные вопросы. Молодежь хороша, когда нужно абстрагироваться от рисков и не бояться. А тут нужен определенный опыт. Поэтому я и говорю: мы можем. У меня перед глазами наши предприниматели, которые сделали очень масштабные проекты. У них есть опыт, понимание жизни и нет стимулов во что бы то ни стало зарабатывать на этой теме, потому что у них уже достаточно обеспеченный тыл.
Борис Титов
Родился в 1960 году. В 1983 году окончил Московский государственный институт международных отношений (МГИМО). С 1983-го по 1989 год работал во внешнеторговом объединении «Союзнефтеэкспорт», где занимался поставками нефтехимии и технических масел в Латинскую Америку и на Дальний Восток. С 1989-го по 1991 год — начальник департамента химии совместного предприятия «Юралс». В 1991 году вместе с партнерами из России и Великобритании создал зарегистрированную в Лондоне компанию Solvalub (Solvents and Lubricants), на базе которой впоследствии возникла инвестиционно-промышленная группа SVL (в 1996 году у SVL появилась российская «дочка» — ОАО «Интерхимпром»). С 2001-го по 2002 год — президент агрохимической корпорации «Азот», совместного предприятия SVL и «Газпрома». В 2002 году продал свою долю в АК «Азот» и вернулся на должность председателя правления группы компаний SVL. С 2010 года — генеральный директор ОАО «Абрау-Дюрсо». Председатель общественной организации «Деловая Россия», председатель Союза виноградарей и виноделов России.
Инвестиционно-промышленная группа SVL
Основана в 1991 году. В настоящее время специализируется на проектном управлении инвестиционными производственными активами в России. Группе SVL принадлежит 100% акций шампанского дома «Абрау-Дюрсо», годовой оборот которого составляет около 3 млн рублей.
Новая индустриализация
Согласно плану «Новой индустриализации», подготовленному «Деловой Россией», сегодняшняя структура российской экономики открывает значительные инвестиционные ниши для создания новых рабочих мест в следующих сферах:
• В секторе предприятий, ориентирующихся на высокий внутренний спрос (импортозамещение).
• В производствах по глубокой переработке российского сырья и ресурсоемких производствах, ориентированных в основном на экспорт.
• В традиционных высокотехнологичных российских отраслях — энерго-, атомном и других секторах машиностроения.
• В сельском хозяйстве и жилищном строительстве.
• В социальной сфере (медицина, образование, социальные услуги).
• В малом бизнесе при условии его либерализации.
Беседовали: Дмитрий Агарунов, Артем Пащук
Фото: Юлия Пономарева
